Воспоминание Динки.
Вы, те кто сейчас читает эти строки, наверняка знаете мою маму, Дерпи Хувс. Сегодня я хотела бы рассказать вам одну историю, которая глубоко залегла у меня в памяти ещё с тех времён, когда я была маленьким жеребёнком.
Как и положено всем жеребятам, я была очень подвижной и весёлой. Но играть мне приходилось в основном дома, одной, так как меня практически никогда не брали в компанию мои сверстники. Даже когда я с прекрасным настроением и с улыбкой на мордашке пыталась приблизиться к ним, они, как только замечали меня, сразу начинали дразниться. Они говорили много всего плохого и обидного про мою маму, скашивали глаза, ходили специально не сгибая ноги в коленях и вроде как случайно врезались в дерево. Потом все смеялись… Естественно, что после такого играть, а тем более дружить с ними мне не хотелось. Мне было понятно, что они так поступают из-за моей матери, ведь она была… В общем, как говорили взрослые пони, которые жили по соседству, она была «особенной», а их жеребята в отсутствие взрослых прямо называли её «дурой» и «тормозом». Да, она не всегда могла правильно оценить расстояние до какого-либо предмета, иногда забывала куда идёт или летит и из-за этого ей бо́льшую часть времени приходилось ходить пешком. Но ведь она была доброй, и никому ни при каких обстоятельствах не делала зла и не причиняла обид. Она была очень сильной пони — как-то раз я пошла вместе с ней на работу, что бы ей помочь и заодно посмотреть, как разносится почта. Зайдя на почту и взяв большую седельную сумку с письмами, посылками и счетами мы пошли обходить дома. В первом же доме на нас накричали и даже чуть ли не лягнули из-за того, что мы принесли очень большие счета за свет и отопление, будто это мы каждый вечер забывали выключать бойлер на ночь, а во втором, получив письмо и не то что не поблагодарив за него, а даже не подписав бумаги о получении, которые протянула им мама — просто захлопнули дверь у нас перед носами. С подобным отношением нам пришлось столкнуться почти в каждом доме, в который мы заходили — из десятков редкие единицы благодарили нас за эту изнурительную работу. Под конец рабочего дня, когда тяжеленная сумка, какой она была утром, стала лёгкой, а я еле стояла на ногах, я спросила у мамы почему она делает эту неблагодарную работу, а не найдёт себе другую? К нам ведь недавно заходила одна пони с фермы и предложила ей какуюто работу в яблочном саду, и хоть денег там платили немного меньше, зато на сколько бы это было легче морально! Но мама со мной не согласилась.
— Динки, — спросила она у меня, — а кто же письма будет разносить? Ты ведь знаешь, что если я уйду, то придётся обучать нового почтальона, а пока он или она всё запомнит, что, кому и куда надо отнести, когда кто бывает дома, и ещё сотни мелких, но очень важных в этой работе деталей — десятки писем не будут доставлены вовремя. А ведь кто-то, кто находится очень далеко отсюда, ждёт ответа на письмо, которое написал и отправил давным-давно, а ответа до сих пор нет. Понимаешь теперь всю важность моей работы, малышка? — Я понимала. Но терпеть все эти унижения — мне кажется, это было слишком. Но мама никогда не жаловалась на свою работу. Она вообще практически никогда и ни на что не жаловалась. И всегда мне говорила, что надо быть доброй ко всем живым существам и тогда они тебе ответят тем же. Мне хотелось ей верить, но то, что я видела и слышала, шло вразрез с её словами…
Через пару дней после событий, описанных выше, я гуляла вечером по парку и увидела пару сидящую на лужайке — молодой жеребец и хорошенькая кобылка мило беседовали о чём-то. Он то приобнимал её и тыкался носом в её плечо, то зарывался своим носом в её густую гриву, а она будто бы нехотя и смеясь отталкивала его, хотя по её поведению было видно, что его действия ей нравятся. Я тихонько подошла поближе, стараясь встать так, чтобы мне было их видно сквозь кусты, и в то же время хотелось хоть немного услышать что они говорят, но остаться по возможности незамеченной — мне очень не хотелось помешать им. Мне удалось почти бесшумно подойти почти вплотную к зарослям, но когда я сделала следующий шаг, чтобы немного зайти в эти кусты — у меня под копытом что-то зашуршало и я, испугавшись, отпрянула назад, наделав тем самым много шума. Первым своё внимание на посторонний звук из кустов обратил жеребец и в несколько прыжков оказался практически вплотную ко мне.
-Ага, так вот, кто это шуршит в кустах! — воскликнул он с таким видом, будто заранее знал, что именно меня он и найдёт в этих зарослях.
-Ты что, подглядываешь за нами!? Разве тебя не учили, что подглядывать нехорошо, а?
-Наверное ей просто стало интересно, чем мы тут занимаемся — улыбнулась его спутница.
-Ну, в общем, да — еле промямлила я — я проходила мимо, а потом заметила вас и мне стало интересно, почему он — тут я показала копытцем на стройного жеребца — так странно себя ведёт…
-Странно? Тира, разве я вёл себя странно? — спросил он у неё и они оба засмеялись.
-Ну, если смотреть её глазами, то скорее всего странно — сказала та, которую он назвал Тирой — а как по мне, то я знаю, что ты любишь меня и в твоём поведении не видела ничего странного — ведь вы, парни, практически все начинаете вести себя подобным образом, когда в кого-то влюбляетесь — рассудительно сказала Тира.
-Что значит «вы, парни»?! — придрался к словам жеребец — я не понимаю… Ты ведь говорила, что до меня ни с кем не встречалась!..
Они начали о чём-то спорить, а я, не желая им мешать, тихонько развернулась и ушла — ведь я и так испортила им этот прекрасный вечер — по крайней мере так мне тогда показалось. Я шла по парку в сторону дома и думала про отношения между пони. Неужели и я, когда выросту, буду так странно себя вести — тыкаться кому-то носом в гриву, или глупо хихикать, когда со мной будут поступать подобным образом? И он ещё что-то сказал про «любовь», а что это такое, эта «любовь»? Неужели она подобным образом действует на пони? Так я шла и всю дорогу думала, пока вконец не запуталась и даже не заметила как пришла к своему домику. Я зашла в него, сняла уличные подковки, и направилась на кухню — в доме очень приятно пахло кексиками. Мама стояла возле духовки и как раз вынимала из него горячий протвинь, что бы поставить его на стол.
— Мама — тихонько обратилась к ней я — а что такое любовь?.. Она молча поставила протвинь с кексиками на стол и посмотрела на меня — да как посмотрела! Так она на меня не смотрела ещё никогда. Я было подумала, что спросила что-то плохое и хотела сейчас же извиниться, но мама подошла, потрепала меня по гриве, отошла, села на подушечку возле стола и тихо сказала: — Динки, доченька моя, иди сюда… Я подошла к ней и она взяла меня к себе на копытца и рассказала эту сказку. Да, сказку. Самое сложное в жизни она всегда могла объяснить сказкой.
« Что такое любовь?.. Когда-то, очень давно, одна пони — очень могущественная волшебница — жила одна-одинёшенька. Но все мы — будь то пони, или ещё какой разумный вид существ — слишком долго жить в одиночестве не можем, потому как мы жаждем общения с теми, кто подобен нам — этого никто не будет отрицать. А если и будут, знай: они лгут. Потому что общение необходимо, как воздух. Это правда. Это жизнь. И вот однажды изучать магию ей надоело — она и так могла практически всё. И создала она мир, в котором мы все живём, поселила жеребца-пегаса и кобылку-единорожку в поле, научила их строить жилище. Дала пегасу лопату, а единорожке — горсть зерна. «Живите, — сказала она, — я приду к вам через год». Приходит через год, рано-рано, на рассвете, до восхода солнца. Видит, сидят пегас и единорожка. Перед ними дозревает хлеб в поле, перед домиком колыбель, а в колыбели жеребёночек спит. И смотрят они то на розовое небо, то в глаза друг другу.
В тот миг, когда глаза их встречались, волшебница видела в них какую-то неведомую силу, непонятную для неё красоту. Эта красота была прекраснее неба и солнца, земли и звёзд. Она так удивила волшебницу, что душа её задрожала от страха и зависти.
-Как же так, — сказала она, — я сотворила землю, создала вас, поняш, вдохнула в вас жизнь, а такой красоты создать не смогла. Откуда она взялась и что это такое?
-Это любовь, — ответил жеребец.
Волшебница подошла к пегасу, коснулась его плеча своим копытом и стала просить: «Научи меня любить, поняшка». Но пегас даже не заметил её прикосновения: он смотрел в глаза единорожки, матери своего будущего сына.
Разозлилась волшебница:
— Значит, ты не хочешь научить меня любить? Ты меня ещё попомнишь! С этой минуты старей! Пусть каждый год по капле уносит твою молодость и силу, а я приду через 50 лет и посмотрю, что останется в твоих глазах! И она торжествующе удалилась.
Пришла через полвека. Смотрит, вместо ветхой лачуги стоит дом, на пустыре сад яблочный вырос, на ниве пшеница колышется. Сыновья в поле, дочери по хозяйству помогают, а маленькие жеребята-внучата на лугу играют. У дома сидят постаревшие поняшки и смотрят то на утреннюю зарю, то в глаза друг другу. И увидела волшебница в глазах пегаса и единорожки красоту, ещё более могучую, вечную, неодолимую. Увидела она не только любовь, но и верность.
-Дай мне эту красоту, пегас! Что хочешь проси за неё, — стала молить на коленях волшебница.
-Не могу, — ответил он. — Она, эта красота, достаётся слишком дорого.
-Я дам тебе бессмертие, дам молодость, только отдай мне Любовь!
-Нет, не нужно. Ни вечная молодость, ни бессмертие не сравнятся с любовью».
Мама закончила рассказ, тихонько шмыгнула носом и задрав мордочку немного вверх, спросила:
-Теперь ты понимаешь, что такое любовь, Динки?
Я не знала что ответить, да и отвечать-то толком не могла — у меня в глазах стояли слёзы. Я не сказав ни слова пошла наверх, улеглась в кроватку и много думала в тут ночь, а заснула аж под утро. И снилось мне только хорошее.
Вот, собственно и вся история, уж извините если не слишком складно рассказала…