Про нагибание крестьян, мой любимый отрывок.
Спойлер
- А почему ж бы это, - повторил Рокко Хильдебранд, - и что это за мода такая - вашим милостям дань платить? Мы уже все, что следовало, уплатили.
- Эх-ма, гляньте-ка на нижушка-умника. - Рассевшийся в седле уворованного коня Щук залыбился дружкам. - Уплатил уже! И полагает, что вше. Ну прям как тот петух, что думал, будто в курятник попадет, а попал-то в ощип!
Окультих, Клапрот, Мильтон и Огребок согласно загоготали. Шутка была что надо. А забава обещала быть еще лучше.
Рокко заметил отвратительные липкие взгляды грабителей, оглянулся. На пороге халупы стояла Инкарвиллея Хильдебранд, его жена, а также Алоэ и Жасмина - дочери.
Щук со товарищи, паскудно усмехаясь, поглядывали на низушек. Да, несомненно, забава намечалась преотличнейшая.
К живой изгороди с другой стороны дороги приближалась племянница Хильдебранда, Импотьента Вандербек, ласково именуемая Импи. Это была действительно складная девушка. Усмешки бандюг стали еще плотояднее и отвратительнее.
- Ну, недомерок, - поторопил Щук. - Гони королевшкой армии денежки, гони жратву, гони лошадей, выводи коров из коровника. Мы не намерены ждешь штоять до ночи. Нам надобно ишшо нешколько деревень нонче наведать.
- А почему, собственно, мы обязаны платить и давать? - Голос Рокко Хильдебранда слегка дрожал, но в нем по-прежнему звучали настойчивость и упорство. - Вы говорите, мол, это на армию, мол, это для нашей же охраны. А от голода, спрашиваю я, кто нас охранит? Мы уже и зимние уплатили, и на довольствие, и душевые, и поземельные, и подымные, и огневые, и зерновые, и бог знает какие еще! Мало того, так четверо из этого поселка, в том числе и мой собственный сын, упряжками в военных обозах правят! И не кто иной, как шуряк мой. Мило Вандербек по прозвищу Русти-Рыжик, является полевым хирургом, важной персоной в армии: Стало быть, мы с избытком наш данный контингенс выполнили: Так чего ради нам платить? За что и на что? И почему?
Щук долго глядел на жену низушка, Инкарвиллею Хильдебранд из дома Бибервельт. На его пухленьких дочек, Алоэ и Жасмину. На красивенькую, как куколка, наряженную в зеленое платьице Импи Вандербек. На Сэма Хофмайера и его деда, старика Холофернеса. На бабку Петунью, яростно долбящую грядку мотыгой. На остальных низушков из поселка, побольше - на женщин и подростков, опасливо выглядывающих из домов и из-за заборов.
- Почему, шпрашиваешь? - зашипел он, наклоняясь в седле и заглядывая в изумленные глаза низушка. - Я те шкажу почему. Потому что ты - паршивый нижушек, чужак, приблуда. Кто тебя, нелюдя отвратного, обирает, тот богов радует. Кто тебя, нелюдя, допекает, тот ишполняет добрую и патеротичную обяжанношть. А такоже потому, что меня аж тошнит от желания твое гнездо нелюдшкое в дым обратить. Потому, что меня аж ошкома берет этих твоих недомерок оттрахать. И потому, что наш тут пятеро молодцев, а ваш - горшть недоделанных зашранцев. Теперь понимаешь почему?
- Теперь понимаю, - медленно проговорил Рокко Хильдебранд. - Идите отсюда вон, Большие Люди. Идите прочь, негодяи. Ничего мы вам не дадим.
Щук выпрямился, потянулся к висящему при седле корду.
- Бей! - рявкнул он. - Бей-убивай!
Движением быстрым, почти неуловимым, Рокко Хильдебранд наклонился к тачке, выхватил спрятанный под рогожей самострел, подкинул приклад к щеке и всадил Щуку бельт прямо в распахнутый для крика рот. Инкарвиллея Хильдебранд из дома Бибервельт размахнулась, и в воздухе закружился серп, точно и с разгону угодив в горло Мильтону. Кметов сын рыгнул кровью и дал козла через конский круп, комично размахивая ногами. Огребок взвыл и рухнул под копыта лошади, в его животе, вбитый по деревянную ручку, торчал секач деда Холофернеса. Дубина Клапрот замахнулся на старика палицей, но слетел с седла, нечеловечески визжа, получив прямо в глаз пикировочную иглу, запущенную Импи Вандербек. Окультих развернул коня и собрался драпать, но бабка Петунья подскочила и вцепилась зубьями мотыги ему в бедро. Окультих зарычал, свалился, нога застряла в стремени, испуганная лошадь потащила его через ограду, по острым колышкам. Грабитель рычал и выл, а вслед за ним, словно две волчицы, мчались бабка Петунья с мотыгой и Импи с кривым ножом для прививки деревьев. Дед Холофернес трубно высморкался.
Все событие - начиная с окрика Щука и кончая сморканием деда Холофернеса - заняло примерно столько времени, сколько требуется, чтобы произнести фразу: <Низушки невероятно прыткие и безошибочно метают всякого рода сельхозорудия>.
Рокко присел на ступенях халупы. Рядом пристроилась его жена, Инкарвиллея Хильдебранд из дома Бибервельт. Их дочки, Алоэ и Жасмина, пошли подсобить Сэму Хофмайеру дорезать раненых и обдирать убитых.
Возвратилась Импи в зеленом платье с руками, окровавленными по локти. Бабка Петунья тоже возвращалась, она шла медленно, посапывая, постанывая, опираясь на испачканную мотыгу и держась за поясницу. <Эх, стареет наша бабка, стареет>, - подумал Хильдебранд.
- Где закапывать разбойников-то, господин Рокко? - спросил Хофмайер.
Рокко Хильдебранд обхватил жену за плечи, глянул на небо.
- В березовой рощице, - сказал он. - Рядышком с предыдущими.