Бл!@#тво.
Вокруг разорванные трупы, покореженные пластины доспехов и гнутые средневековые мечи. Это Боб постарался. Боб – мой дробовик. Под ботинками могильная земля проклятого кладбища, повсюду склепы и оскверненные распятия. Это Самаэль постарался. Самаэль – мой наниматель. Паскудное место.
Из мавзолея высыпали мертвые рыцари, резво ковыляя в мою сторону. Пару десятков. Хотя нет, их пятьдесят. А может, и сотня. В Бобе меньше ста патронов.
Последнего я добивал прикладом по тупой башке, чтоб знал, собака, с кем не стоит связываться. Когда он издох, я отправился на поиски патронов. Под ногами хрустят рыцарские кости. А эти завывания и вороны… они ввергают меня в депрессию. Если бы у меня были перо и чернила, я бы написал грустные стихи. Такие, например:
Сколько же вы будете переть, паскуды?
Кого не застрелю – забью прикладом.
Вам не понять моей тонкой натуры,
Где же патроны? А вот, за складом.
Кого не застрелю – забью прикладом.
Вам не понять моей тонкой натуры,
Где же патроны? А вот, за складом.
Пока я заряжал дробовик, ко мне подкралась карлица-ведьма. Я застрелил ее в голову.
Чуть дальше, в углу, за огромной могильной плитой я нашел пони. Пони в чистилище не бывает, поэтому я привычно наставил на нее дробовик.
Что-то мне не хочется стрелять в пони. Не похожа она на ведьм или скелетов-рыцарей, две сотни которых я уложил по дороге сюда. А еще она меня не боится. Сидит и смотрит любопытно одним глазом, прямо в дуло. А второй глаз в другую сторону глядит. Косая, что ли? Грива у нее светлая, а шерсть - серая. Ничего, сейчас превратится в монстра и нападет. Я гарантирую это. Тогда и застрелю.
Но нет, ничего не происходит. Она зевнула и устроилась спать.
- Ты что, демон какой-то? Или это вроде задачки? Проверки на вшивость?
Громкий храп был мне ответом. Просто п!@#ц.
- Давай отвечай! – пинаю ее ботинком.
- Ай! Почему ты дерешься? Я тебя чем-то обидела? – испуганно спрашивает она.
Так не бывает. Пони не разговаривают. Но мне почему-то стало стыдно.
- Извини, - говорю я. Если бы меня вывели в клоунском костюме развлекать толпу, я бы не чувствовал себя таким кретином, как сейчас. Но самое главное – я не знаю, что делать.
Долго ругаюсь матом. Пони закрыла уши копытами.
- Ругаться нехорошо, - неодобрительно говорит она. – А что это у тебя такое?
Она подходит и с любопытством нюхает дуло дробовика. Я знаю, как он пахнет – паленым порохом. Пони в шаге от меня. Пора делать выбор. Либо застрелить ее, либо… опускаю дробовик.
- Если это тест, то я его не прошел, - говорю. Была бы сигара – закурил бы. Выбор сделан, если она монстр, то я – труп.
Пони садится на круп и улыбается. И глазами в разные стороны смотрит.
- Ты на обезьяну похож, - сообщает мне.
Внимательно ее изучаю. А потом хохочу вместе с пони:
- А я и есть обезьяна. Не мылся неделю, не брился, зубы не чистил с колледжа. Кладбища очищаю от всякой грязи. Ну не обезьяна ли? Типичный примат.
- Ты смешной, - доверительным тоном произносит она. – А кем ты работаешь?
- Я мусорщик. Выношу мусор.
- Это полезная работа. Чтобы везде было чисто. Да?
- Конечно. Зовут тебя как?
- Я Дерпи, почтальон. Хочешь написать кому-нибудь письмо? – тут она хлопает крыльями. Только сейчас заметил, что у нее огромные перьевые крылья. Раньше они были плотно прижаты к бокам. Получается, она пони-пегас.
- Хочу.
Я диктую, Дерпи записывает. Перо кобылка держит зубами.
«Привет, Джерольд. Пишет твой лучший друг. Вспомни Довлинг-таун. Надеюсь, у тебя дела лучше, чем у меня. Потому что я переступил черту. Ту самую, о которой мы говорили, прежде чем поссориться. Я всегда хотел у тебя прощения попросить. Гордость не позволяла. Сейчас у меня нет гордости. У меня вообще ничего нет. Прости, Джерольд.»
- Это… грустно, - сказала пони и мягко толкнула меня носом. Она теплая.
- Да, - отвечаю ей, - грустно.
- Я доставлю сразу, как освобожусь, - улыбается она, пряча письмо в сумку. А за ее спиной стоит мертвый рыцарь с занесенным мечом.
Мне понадобилась доля секунды, чтобы вынести ему мозги выстрелом дробовика. Безголовое тело отлетает в сторону. Дерпи перепугалась. Она спрятала голову под копытами и дрожит, всхлипывая. Я подхожу к пони и обнимаю ее за шею:
- Спокойно, все хорошо. Все хорошо. Тебе нужно уходить отсюда. Как ты вообще сюда попала?
- Я… я…
Она не может связать и двух слов. А я начинаю понимать, что пегас вообще никакого отношения к этому проклятому месту не имеет. Что бы с ней было, не найди я ее первым?
Я отнес Дерпи – она оказалась совсем легкой - в тихий склеп, где не осталось ни одной злой души. Долго успокаивал пони. Наконец, она пришла в себя.
- Как ты попала сюда?
- Не знаю. Я летела над бурным ручьем, а посередине, на скользком камне, трясся мышонок. Он не мог никуда перебежать, боялся. Я отнесла его на землю, а потом подумала – вдруг где-то еще есть такие одинокие существа? И очень захотела оказаться рядом, чтобы помочь, - запинаясь, рассказала пони.
- Ясно, - я смотрю на нее и понимаю, что весь этот детский лепет – правда. Что она говорит искренне. Как ребенок. И мне становится горько. – Ты можешь отправиться назад?
- Не уверена.
- Попробуй. Сильно пожелай вернуться в свой мир.
Она так напряглась, что зажмурилась. И когда мне показалось, что у нее получится, Дерпи распахнула глаза.
- А ты?
- Что? – я разозлился. – Я пейнкиллер. Для меня здесь нет опасности. Это я опасен для всех. А теперь соберись и отправляйся домой и больше никогда не приходи в места вроде этого. Ясно?
Она погрустнела. Зашумело у входа – и в склеп полезли мертвяки.
- Закрой глаза, уши, и сконцентрируйся, - шепнул я ей и перезарядил дробовик.
Их было гораздо больше, чем прежде. Они словно выросли, окрепли и обзавелись огромной силой. Плевать. Я стоял и стрелял, а когда кончились патроны – гасил прикладом, а когда сломался дробовик – бил кулаком. Я переломал себе пальцы, сорвал кожу с запястий, отбил ноги, но когда атака закончилась, передо мной валялась груда мертвых тел и ни один враг не прошел мимо меня.
Я обернулся, чтобы спросить, как у Дерпи идут дела, но пони уже исчезла. Надеюсь, она отправилась домой, к мышатам. Интересно, дойдет ли письмо до друга?
Я сел чинить дробовик, а когда разобрался, пошел искать патроны.
По крайней мере я вспомнил, ради чего сражаюсь. Меня ждут в раю. Я иду, дорогая.
