До свежерождённой кобылки практически не доходило каких-либо чистых эмоций. Вокруг бушевал ни много не мало тайфун чувств. Если за стенами клуба это ещё можно было сравнить с мощным воздушным потоком, то здесь, внутри, это был практически видимый смерч. Или СМЕРШ.
Сенсорная система рябила помехами, видение постоянно смещалось и искажалось, будто от хорошей порции наркотика. Явившейся чэйнджлингу не так уж и просто было находиться здесь. Чуть пошатываясь, будто бы уже употребившая стакан огненной воды из заветной бутылки, она механически прошла к барной стойке, где шквал энергии сменялся жарким пыланием страсти между флиртующими кольтами и кобылками, тяжело облокотившись на тёплый от постоянных прикосновений край. Будь она настоящей, то уже давно и пот на лбу, и дрожащие колени выдали бы в недалёком прошлом профессора. Местная энергия была новой для столь молодого иксоида: измождающая разум, она будто напитывала мышцы напрямую, заставляя тело двигаться отдельно. Кобальтовая пони уже покинула бы это место, если бы у неё не было определённой цели- ди-джея.
Один взгляд на бледно-жёлтую единорожку с будто бы наэлектризованной гривой в эмоциональном плане мог внушить уважение. Чувства толпы резонировали с бьющим ритмом музыки, но достигали пика, лишь когда рог кобылки в фиолетовых очках загорался синей аурой, подвигая ползунок на пульте, чтобы подправить звучание записи. Она была сердцем этого эмоционального квазиорганизма, который требовал движения... Однако относительно внимательный пони мог бы заметить, что на белых губах нет улыбки. Более того, пони-будь, ощущающий эмоции, отметил бы и лёгкую грусть музыкальной кобылки. Но чэйнджлинг также увидел бы и повисшую над местом ди-джея нить отчаяния. Она была неживой, оставшейся с синегривой после того, кто ушёл отсюда минут пять-десять назад. Только времени разглядеть путь этой чёрной ленты у неоногривки не было: она попала в фокус какого-то жеребчика, уже направлявшегося сюда...