Аннотация:
Понификация рассказа А. Т. Аверченко "Дети".
Я очень люблю жеребят и без ложной скромности могу сказать, что и они любят меня.
Найти настоящий путь к сердцу жеребёнка — очень затруднительно. Для этого нужно обладать недюжинным чутьём, тактом и многим другим, чего не понимают тысячи разных учительниц, наставниц и нянек.
Однажды я нашел настоящий путь к сердцу жеребят, да так основательно, что потом и сам был не рад…
I
Я гостил в Понивилле у своих подруг, обладательниц Элементов гармонии и сестёр трёх прелестных маленьких кобылок – школьниц.
В один прекрасный летний день единорожка Твайлайт Спаркл сказала мне за утренним чаем:
— Дорогой Острокрыл! Сегодня мы всей компанией уедем к принцессе Селестии в Кэнтерлот дня на три. Ничего, если мы оставим тебя одного?
Я добродушно ответил:
— Милая Твайлайт, если ты боишься, что я в этот промежуток подожгу «Сладкие акры», напущу на городок чейнджелингов, призову Дискорда и, освещаемый заревом пожаров, буду в одной сбруе плясать с королевой Кризалис на дымящихся развалинах Понивилля, то опасения твои преувеличены более чем наполовину.
— Дело не в том… А у меня есть ещё одна просьба: присмотри за Эпплблум, Свити Белль и Скуталу! Мы, видишь ли, берём с собой и Биг Макинтоша с Гренни Смит, они тоже хотят поглядеть на столицу. Так что с жеребятами и остаться-то некому.
— Что ты, Твай! Да я не умею присматривать за жеребятами. Не имею никакого понятия: как это так за ними присматривают?
— Ну, следи там, чтобы они делали уроки, чтобы не очень шалили и чтобы им в то же время не было скучно… Ты же такой милый!
— Милый-то я милый… А если эта малышня откажется признать меня как начальство?
— А мы им скажем… О, я уверена, вы быстро сойдётесь. Ты такой общительный.
Были призваны жеребята. Три очаровательных маленьких создания в искусно сшитых Рарити белых школьных платьицах и сандаликах. Выстроившись в ряд, Эпплблум, Свити Белль и Скуталу посмотрели на меня чрезвычайно неприветливо.
— Вот, жеребятки, — сказала фиолетовая единорожка, — с вами остаётся Острокрыл! Мистер Острокрыл. Слушайтесь его, не шалите и делайте всё, что он скажет. Главное, учёбу не запускайте. Они, Острокрыл, вообще жеребята хорошие, и, я уверена, вы быстро сойдётесь. Да и три дня — не год же, в конце-то концов!
Через час все, кроме нас, сели на поезд и уехали.
III
Я, насвистывая, пошел в сад и улёгся на траву. Мрачная, угрюмо пыхтящая троица опустила головы и покорно потащилась за мной, испуганно поглядывая на самые мои невинные телодвижения.
До этого мне никогда не приходилось возиться с жеребятами. Я слышал, что жеребячья душа больше всего любит прямоту и дружескую откровенность. Поэтому я решил действовать начистоту.
— Эй, вы! Мелкие грифонята! Сейчас вы в моей власти, и я могу сделать с вами всё, что мне заблагорассудится. Могу оставить вас без обеда, лягнуть до Луны или даже отвести в лес и скормить древесным волкам. Ничего мне за это не будет, потому что принцесса Селестия далеко и у неё и так куча дел. Так что вы должны меня слушаться и вести себя подобно молодым благовоспитанным паинькам. Ну-ка, кто из вас умеет кататься по траве?
Несоответствие между началом и концом речи поразило жеребят. Сначала мои внушительные угрозы навели на них панический ужас, но неожиданный конец перевернул, скомкал и смёл с их испуганных мордочек определённое выражение.
— Мы… не умеем… кататься… по траве.
— Напрасно. Пони, которым приходилось кататься по траве, отзываются об этом с похвалой. Вот так, смотрите!
Я сложил крылья, улёгся на бок и прокатился по лужайке туда-сюда.
Жеребята сделали движение, полное удовольствия и одобрения, но тотчас же сумрачно отодвинулись. Очевидно, первая половина моей речи стояла перед глазами тяжёлым кошмаром.
Я призадумался. Нужно было окончательно пробить лед в наших отношениях.
Жеребята любят всё приятное. Значит, нужно сделать им что-нибудь исключительно приятное.
— Малышня! — сказал я внушительно. — Я вам запрещаю — слышите ли, категорически и под угрозой ссылки на Луну запрещаю вам в эти три дня учить уроки!
Крик недоверия, изумления и радости вырвался у трёх маленьких созданий. О! Я хорошо знал привязчивое жеребячье сердце. В глазах этих милых школьниц засветилось самое недвусмысленное чувство привязанности ко мне, и они придвинулись ближе.
Поразительно, как жеребята обнаруживают полное отсутствие любознательности по отношению к грамматике, арифметике и чистописанию. Из тысячи юных жеребят нельзя найти и троих, которые были бы исключением…
За свою жизнь я знал только одну маленькую пони, обнаруживавшую интерес к наукам. По крайней мере, когда бы я ни встречал её, я всегда видел её с блокнотом и пером в копытах. Выражение её мордочки было совершенно невозмутимо, а глазки-пуговки от учения утратили всякий смысл и выражение. Нельзя сказать, чтобы науки прояснили её мозг, потому что говорить или делать что-то другое она не умела и большую часть времени неподвижно лежала в сундучке у Твайлайт Спаркл.
Повторяю — это была единственная встреченная мною прилежная маленькая пони, да и то это свойство было навязано ей прихотью мамы Твайлайт, сшившей фиолетовой единорожке тряпичную игрушку.
Итак, всякие занятия и уроки были мной категорически воспрещены вверенным мне жеребятам. И тут же я убедился, что пословица «запрещённый плод сладок» не всегда оправдывается: ни одни из моих трёх питомиц за эти дни не притронулся к книжке!
III
— Будем жить в своё удовольствие, — предложил я жеребятам. — Что вы любите больше всего?
— Жевать смолку! — сказала Эпплблум.
— Купаться в грязи! — сказала Свити Белль.
— Пулять в Даймонд Тиару вишнёвыми косточками! — сказала Скуталу.
— Почему же вы, ужасные грифонята, — фамильярно спросил я, — любите всё это?
— Потому что сёстры нам запрещают, — ответил Эппблум, вынимая из седельной сумки старый кисет. — Хотите смолки?
— Ты в каком классе, мелкота?
— В первом.
— А где же ты взяла смолку?
— Утащила у Биг Мака.
— Таскать, имейте, малышня, в виду, очень нехорошо, тем более такую скверную смолку. Биг Макинтош – отличный жеребец, но, надо вам сказать, жуёт он страшную дрянь. Ну да если ты уже утащила — будем жевать её. А кончится — я угощу вас своей.
Мы развалились на траве, зачавкали смолкой и стали непринужденно болтать. Беседовали о чейнджелингах и грифонах, причём я рассказал несколько не лишённых занимательности фактов из их жизни. Учителя обыкновенно рассказывают жеребятам о том, сколько жителей в Кэнтерлоте, что такое Элементы гармонии и почему единороги умеют колдовать. Я избегал таких томительных разговоров.
Поговорили о диких зверях, живущих в Вечнодиком лесу.
Потом беседа прекратилась. Молчали…
— Скажи ему! — шепнула Эпплблум подвижной вёрткой Скуталу. — Скажи ты ему!
— Пусть лучше Свити Белль скажет, — шепнула так, чтобы я не слышал, пегасёнка, — Свити, скажи ему.
— Стыдно, — прошептала единорожка.
Речь, очевидно, шла обо мне.
— О чём вы, жеребятки, хотите мне сказать? — осведомился я.
— Об вашей особенной пони, — хриплым от волнения голосом отвечала Эпплблум. — Об тёте Дэши.
— Что вы врёте, скверные прохвосты? — смутился я. — Какая ж она моя особенная пони?
— А вы её вчера вечером целовали на сеновале, когда Эпплджек с остальными гуляла по ферме.
Меня разобрал смех.
— Да как же вы это видели?
— А мы все играли в Меткоискателей-уминателей сена и провалились в копну, когда вы вошли. Вы её ещё взяли за копытце так романтично, прижали к себе и сказали: «Дэши! Радуга моя!». А Рэйнбоу Дэш головой крутит, говорит; «Кончай болтать, целуй уже, они вот-вот вернутся!», - умилилась Свити Белль.
— Глупая! — сказала, усмехаясь, маленькая земнопонька.
- Ничего не глупая! – гневно возразила оранжевая пегасёнка.
Мы помолчали.
— Что же вы хотели мне сказать о ней?
— Мы боимся, что вы с ней поженитесь, - сказала земнопонька.
— А чем же она плоха? — спросил я, вытаскивая кусок смолки из кисета Эппблум.
— Да ну, не женитесь, моя сестрёнка лучше, чем она! — предостерегла яблочная кобылка.
— Почему же?
— Рэйнбоу Дэш лассо швырять не умеет.
— Только и всего?
— А мало? — удивилась маленькая фермерша. — Яблочки наши таскает, на состязаниях жульничает. А я вот Даймонд Тиаре без всякого жульничества в школе синяк поставила.
— Вчера мы эту розовую задаваку видели. Я в неё с неба огрызком запулила, — мечтательно улыбнулась Скуталу.
Я был очень рад, что мы сошли со скользкой почвы моих отношений к «тёте Дэши», и ловко перевёл разговор на пиратов.
О пиратах Меткоискатели толковали со знанием дела, большой симпатией и сочувствием к этим отверженным пони. Удивились моему терпению и выдержке: такой я уже большой жеребец, а ещё не пират.
— Есть хочу,— сказала неожиданно Эпплблум.
— Что же вы, мелкие, хотите: нажарить сейчас на свежем воздухе сенца с картошкой или идти в дом и есть то, что нам Твайлайт оставила?
Милые пони отвечали согласным хором:
— Сенца с картошкой.
— А сено как достать: взять на кухне или украсть из амбара?
— В амбаре. Украсть.
— Почему же украсть лучше, чем попросить?
— Веселее, — сказала Скуталу. — Мы и масло сейчас украдём. И соль! И сковородку!!
Я снарядил на скорую руку экспедицию, и мы с Меткоискателями отправились на воровство, ограбление и разбой.
IV
Был уже вечер, когда мы, разложив на окраине «Сладких акров» костерок, хлопотали над сковородой. Свити Белль поливала маслом стащенное из амбара сено, а Скуталу, только что со вкусом искупавшаяся в тёплой грязи, плясала перед огнём.
Ко мне жеребята чувствовали нежность и любовь, граничащую с преклонением.
Эппблум держала меня за копыто и безмолвно, полным обожания взглядом глядела мне в лицо.
Неожиданно Свити Белль расхохоталась.
— Что, если бы Рарити сейчас сюда явилась? Что бы она сказала?
— Хи-хи! — запищала перемазанная от головы до хвоста пегасёнка. — Уроков не учили, в Тиару косточками швырялись, жевали смолку, вечером купались в грязи и лопали жареное сено вместо полезного обеда.
— А всё мистер Острокрыл, — сказала земнопонька, почтительно пожимая моё копыто.
— Мы вас не выдадим!
— Можно называть вас дядей Острокрылом? — спросила Свити Белль, пробуя жареное сено. — Ой, горячее!
— Называйте, грифонята. Хорошо вам со мной?
— Потря-а-а-асно!!!
Поужинав, достали кисет со смолкой и разлеглись на одеялах, притащенных с фермы Эпплблум.
— Давайте ночевать тут,— предложил кто-то.
— Холодно, пожалуй, будет ночью. Сыро, — возразил я.
— Да ничего! Мы костёр будем поддерживать. Дежурить будем.
— Не простудимся?
— Нет, — оживилась земнопонька. — Вот Пинки-клятву даю, не простудимся. Через сердце на Луну…
— Эпплблум! — предостерегла белая единорожка. — Пинки-клятва? А что мисс Черили говорила?
— Злоупотреблять Пинки-клятвой нехорошо, — сказал я. — Тем более, что на свете есть менее обязывающие и более звучные клятвы. Например: «Клянусь бородой Селестии!», «Конские яблоки!», «Гнилое сено!».
— Поньские сена! — проревела Свити Белль. — Пойдём собирать хворост для костра.
Пошли все. Даже полусонная Эпплблум, державшаяся за мою ногу и громко сопевшая.
Спали у костра. Хотя он к утру погас, но никто этого не заметил, тем более что скоро принцесса Селестия подняла солнце, защебетали птицы, и мы проснулись для новых развлечений и забав.
V
Трое суток промелькнули, как сон. К концу третьего дня мои питомицы потеряли всякий поньский образ и подобие. Нарядные платьица превратились в лохмотья, а Скуталу вообще бегала без одёжки, потеряв её неведомым образом в грязи. Я думаю, что это было сделано оранжевой пегасёнкой нарочно — с прямой целью отвертеться от утомительного процесса одевания и раздевания при купании.
Мордочки всех троих понек загорели, обветрились, милые голоски от ночёвок на открытом воздухе огрубели, тем более что всё это время они упражнялись лишь в звучных выразительных фразах:
— Конские перья! Какой это проходимец утащил мой кисет? Гнилое сено! Наш костёр опять потух. Тащи-ка, Свити Белль, огоньку!
К концу третьего дня мною овладело смутное беспокойство: что скажут их сёстры по возвращении? Жеребята успокаивали меня, как могли:
— Ну, полягают вас, ничего страшного! Ведь не убьют же!
— Конские яблоки! — хвастливо кричала Скуталу.— Да если они, дядя Острокрыл, дотронутся до тебя хоть одним копытцем, то пусть берегутся. Я им этого не спущу!
— Ну, меня-то не тронут, а вот вам, поньки мои, достанется. И за смолку, и за пуляние косточками, и за разбой.
— Ничего, дядя Острокрыл! — успокаивала меня Эпплблум, хлопая по спине. — Зато повеселились что надо!
Вечером приехали из Кэнтерлота их сёстры, Биг Мак, Гренни Смит и та самая «глупая тётя Дэши», на которой земнопонька не советовали мне жениться из-за лассо.
Меткоискатели попрятались в бочки и в шкафы, а Скуталу взлетела даже на чердак.
Я извлёк их всех из этих мест, ввёл в столовую, где сидели мои подруги, закусывая с дороги, и сказал:
- Дорогая Твайлайт! Уезжая, ты выражала надежду, что я сойдусь с этими жеребятами и что они оценят мою общительность по достоинству. Я это сделал. Я нашёл путь к их сердечкам…Вот смотрите! Жеребята! Кого вы любите больше, родных сестёр или меня?
- Тебя! – хором запищали пони, держась за меня, глядя мне в лицо умильными глазами.
- Пошли бы вы за мной на бой, на грабёж, на лишения, к чейнджелингам в пасть, к Дискорду на рога?
- Пойдём! – взвизгнули все трое, а маленькая Эпплблум даже ухватила меня за ногу, словно бы мы должны были прямо сейчас, немедленно отправиться навстречу вышеупомянутым опасностям.
- Было ли вам эти три дня весело?
- Иго-го!
Они стояли около меня рядом, сильные, бесстрашные, с чёрными от грязи мордочками, облачённые в оставшиеся от платьиц немыслимые лохмотья, закопчённые дымом костра и перемазанные ягодным соком.
Эпплджек нахмурилась и обратилась к Эпплблум, сонно хлопавшей глазёнками.
- Так, значит, ты, стожок, бросила бы бабулю и меня с Биг Маком и пошла бы за этим мазуриком?
- Да! – сказала храбрая земнопонька, вздыхая. – Клянусь бородой Селестии! Пошла бы.
Борода Селестии спасла дело. Все расхохотались, и громче всех смеялась Рэйнбоу Дэш, бросая на меня нежные взгляды.
Когда я отводил жеребят спать, Эпплблум презрительно фыркнула.
- Хохочет. Тоже мне, чемпионка! Всё равно Эй Джей лучше. Глупая.