Irbis
Паладин с нескрываемым интересом выслушивал закованными в латы ушами речь единорога, впитывая новые знания об ордене, доселе не входившем в круг его знаний. Когда речь прекратилась, пони вытащил из земли своё богато украшенное копьё и установил в ритуальное крепление в виду расправленных крыльев, украшающих его спину с обеих сторон. После чего проследовал в направлении пони.
- Ты говоришь, что будешь верна принцессе Луне при любых обстоятельствах, похвальная решимость, но слепая. Тьма действительно торжествует в ваших рядах. Ваша вера направлена на Луну и любовь к ней, независимо от того, что она будет олицетворять собой в будущем. Воистину, это и есть самый лучший пример того, что тьма делает всех, чье сердце не излучает праведный свет, слепцами, которые не способны ничего разглядеть сами.- на этих словах рыцарь свою бронированную голову и резко дернул её, проведя в воздухе хитроумную петлю, заставив обитый золотыми барельефами шлем, украшенный рогом невиданной красоты, поднять забрало, с помощью своего копыта с богато украшенной подошвой, оставляющих на земле отпечаток слова "След Рыцаря".
- Видишь мои глаза? - рыцарь осекся, когда забрало неожиданно опустилось на место, снова намертво встав на своё место, превратив шлем в неприступный украшенный изумрудами бастион. Секунду спустя рыцарь продолжил как ни в чем не бывало.
- В моих глазах горит свет, свет знаний. Все мы хотим знаний о мире, знания - свет, а тьма - невежество. - рыцарь продолжал еле передвигать своими ногами, иначе он дошел бы до единорога слишком быстро и его речь была бы слишком короткой.
- Ты говоришь, что паладины должны быть галантными, желание показать себя с самой лучшей стороны, но это есть ни что иное, как обман. Вы скрываете свою худшую сторону во тьме, обманывая людей, достаточно невежественных, чтобы не иметь своего внутреннего света, чтобы разогнать эту тьму. - закованные в обитую драгоценными мухами, защищающими рыцаря от холода, если потребуется, и волшебными драгоценными камнями, покрывающими броню, ноги рыцаря продолжали свой медленный, но неумолимый ход, оставляя на земле все больше следов с надписью "След Рыцаря".
- Ты говоришь, что паладин должен быть честен, всегда держать своё слово, но вам неведомо, что свет всегда отбрасывает тени и мы никогда не можем знать всего, совершая наши поступки. Вы привыкли жить во тьме и для вас нет никакой разницы, можете ли вы увидеть всю картину, потому что вы живете во тьме и вас может направить только слепая вера в вашу принцессу. - паладин еще раз громыхнул своим доспехом, отчего драгоценные камни в нем засияли, освещая все его барельефы из чистого золота, иллюстрирующие все лучшие моменты истории ордена: самых лучших членов, самую лучшею победу, самого талантливого полководца, организатора самых лучших вечеринок и много всего прочего, стоит заметить, все это были работы невообразимого качества, украшенные лучшими мастерами и лучшми драгоценными и волшебными камнями, которые только возможно добыть в Эквестии и за её пределами - в общем, везде был изображен один и тот же рыцарь, только в разных позах и с разными побежденными чудовищами и врагами.
- Ты говоришь, что паладины должны быть доблестными, но доблесть граничит с безрассудством. Ставя цель единожды - её нельзя изменить. Вы подобны стреле, пущенной из арбалета - вы не видите ничего, кроме цели и служения своей принцессе. - шаги рыцаря ускорились, отчего доспехи заходили ходуном - верный признак того, что рыцарь скоро закончит свою речь.
- О да, теперь я полностью вас понимаю. - сказал воин в сияющих доспехах, ровняясь с единорогом.
Он некоторое время смотрел то на амулет луны на шее, но всматривался в глаза.
Это продолжалось недолго, ровно до тех пор, пока он не закончил снимать свой щит, только чуть уступающий ему в росте и обитый золотом и инкрустированными камнями, которые наверняка были волшебными и явно служили не украшением, кроме двух поразительной чистоты и глубины алмаза, излучающих чистейший свет и служивших глазами лице пони, изображенному на щите, занимая добрую его половину.
Золотая грива развивалась кудрями и спадала вниз, обрамляя казалось внеэквестрийской красоты лицо, выражающее всеобщее понимание и мудрость, казалось, что пони, изображенный на щите, смотрит к вам прямо в душу и видит вас насквозь, тепло и понимающе улыбаясь, отчего на сердце становилось легче.
- Я подумал, что пони должны знать меня в лицо, поэтому я изобразил его на своём щите. - сказал рыцарь невообразимо красивым и мелодичным голосом, мелодичность которого соседствовала с уверенность, мудростью и решительностью.
- А теперь я расскажу тебе о своем ордене. Во-первых, в него принимаются только самые лучшие из лучших, пони с самыми чистыми сердцами, которые только можно найти. Мы делаем их еще чище, еще больше.
Во-вторых, наш орден не признает верности и присяг, потому что они ограничивают разум, а разум - свет, ограничение которого грозит невежеством и тьмойю
В-третьих, мы действуем сами по себе в зависимости от обстоятельст и занимаемся тем, чем сччитаем нуждным, а не тем, о чем нас просят, потому что мы - рыцари, а не слепые паладины, нам лучше знать.
Хэйвинг на секунду задумался, отчего его доспехи стали излучать еще больше сияния, освещающего в выгодны ракурсах его изображения на золотых барельефах.
- И еще одно, к сожалению в Эквестрии не нашлось пони, соответствующих требованиям, нужным для вступления в наши ряды, поэтому кроме меня в нем никого нет, а увековечивать героев - наш долг, так как мы должны сохранить истину, которая имеет привычку коверкаться из поколения в поколение.
Хэйвинг опустил голову на уровень уха Ирбиса, приложив то к холодной стали шлема, и тихо прошептал:"Ты же знаешь как тяжело снимать и одевать доспехи в одиночку без помощников?" После чего отстранился от уха и снова облокотился на предварительно воткнутое в землю копьё.
